9.9. Неравенство в доступе к образованию

Образование выступает фактором воспроизводства социально-про­фессиональной структуры общества. Кроме того, оно является кана­лом социальных перемещений и социальной мобильности. Чем более демократическим и открытым является общество, тем в большей сте­пени образование «работает» как эффективный социальный «лифт». Оно позволяет человеку из низших страт в иерархической структуре общества достигнуть высокого социального статуса^[49].

Судя по данным о социальном происхождении студентов (род занятий и профессия отцов), более половины из них в середине 90-х годов были выходцами из семей интеллигенции. В составе студен­тов увеличивается доля представителей быстро формирующегося слоя предпринимателей, возрастает удельный вес выходцев из состава гуманитарной, научной и инженерно-технической интеллигенции. При сохранении данной тенденции в XXI в. две трети студентов

вузов будут рекрутироваться из семей интеллигенции^[50]. Таким обра­зом, современный вуз нацелен в основном на «самовоспроизвод­ство» класса интеллигенции.

Вуз, призванный готовить потенциальных работников интел­лектуального труда, прежде делал это из всех слоев общества, сегод­ня он нацелен преимущественно на интеллигенцию. Это называется деформацией профессионального отбора в вузы. По мнению специа­листов, явный скос в сторону интеллигенции ведет к взаимной изо­ляции социальных классов и слоев, порождает у рабочих и служа­щих чувство социальной несправедливости, отсутствия равенства шансов для вертикальной мобильности.

Таким образом, если при советской власти социальный состав студентов в целом совпадал с социальным составом населения, что позволяло вузу служить каналом вертикальной мобильности для всех слоев общества, то в 90-е годы вуз фактически замкнулся гра­ницами интеллигенции.

Однако неравенство касается не только высшего, но и среднего образования. В серии исследований, проводившихся новосибирски­ми социологами под руководством В.Н. Шубкина на протяжении 30-летнего периода^[51], выяснились глобальные закономерности, ха­рактеризующие аккумулированный эффект социального неравен­ства в системе образования. Если в первый класс школы дети рабо­чих, крестьян и интеллигенции поступали примерно в той пропор­ции, в какой эти категории представлены в социальной структуре общества, то к моменту ее окончания доля детей последней группы резко увеличивалась, а доля первых двух групп сокращалась. Еще больше обнаруженная тенденция проявлялась на уровне высшего образования: по существу в университетах одни интеллигенты (пре­подаватели) обучали других (студенты). Если раньше, в 60-е годы, правительство дополнительными мерами как-то выравнивало про­порции обучающихся в соответствии с параметрами социальной струк­туры, то в середине 90-х на это уже не было ни средств, ни жела­ния. Платное обучение в школе и вузе резко усилило социальную дифференциацию не только среди взрослых, но и среди детей.

Так, согласно полученным данным, к 1994 г. по сравнению с 1962 г. доля детей руководителей в школах возросла в 3,5 раза, а детей рабочих и крестьян — сократилась в 2,5 раза . Последние
отсеивались из школы не только по неуспеваемости, но и по фи­нансовым причинам. Разбив респондентов на четыре группы (дети рабочих и крестьян, специалистов, служащих, руководителей) и срав­нив ориентации старшеклассников, В.Н. Шубкин и Д.Л. Констан- тиновский установили: чем выше статус и уровень образования ро­дителей, тем более привлекательны для юношей и девушек профес­сии квалифицированного умственного труда; отчетливо прослежи­вается также тенденция к репродукции статуса родителей.

Обнаруженные тенденции, которые образно можно назвать «во­ронкой» социального неравенства в сфере образования, подтвержда­ются многими фактами. Так, если в 1963 г. из 100 выпускников средних школ в вузы поступали 11 выходцев из рабочих и крестьян, то в 1983 г. их стало 9, а в 1993 г. — 5. Соответственно доля детей служащих с 1963 по 1993 г. возросла с 10 до 16, специалистов — с 14 до 18, руководителей — с 6 до 20 (см. рис. 9.4).

Вместе дети руководителей и специалистов заполнили 3/4 са­мых престижных вакансий в вузах — экономика и финансы. Доля детей служащих — 13%, а детей рабочих и крестьян — еще мень­ше^[52]. В 90-е годы качественное среднее и высшее образование стало все менее доступным для социальных низов. Плата за обучение в московских коммерческих лицеях и вузах по сравнению со средней заработной платой москвича очень высока. Очевидно, что попасть в престижные вузы имеет значительно больше шансов тот, чьи роди­тели могут заплатить за учебу в привилегированной школе, за пред­варительную довузовскую подготовку, за обучение в вузе. В резуль­тате происходит усиление социальной дифференциации детей — вы­ходцы из низов вытесняются в «дешевые» школы, уровень их обра­зования снижается.

Обследование школьников и учащихся профтехучилищ в Нижнем Тагиле в 1972 г. одного и того же поколения по мере их продвижения к выпускному классу выявило, что оценка успеваемости и отсев про­исходят, намеренно или случайно, по социально-классовому признаку: после восьмого класса больше отсеивают детей рабочих, нежели специ­алистов и служащих с высшим образованием^[54]. В 1973 г. аналогичные результаты дало обследование учащихся шести регионов страны, про­веденное под руководством М.Н. Руткевича и Ф.Р. Филиппова. Обна­ружились такие факты, как: неравномерное распределение учителей- выпускников университетов и педагогических институтов между шко­лами города и села; оседание значительной части выпускников наибо­лее крупных вузов в местах расположения этих учебных заведений; низкий уровень приживаемости выпускников крупных вузов в сельс­кой местности, особенно в восточных районах страны. Все это сказы­валось на уровне подготовки школьников и в конечном счете способ­ствовало воспроизводству социальных различий в области образова­ния . Исследования Ф.Р. Филиппова обнаружили нарастающую фе­минизацию учительских кадров при неравном распределении юношей и девушек между различными формами среднего образования.

В 90-е годы в России начинает формироваться новый социальный институт — негосударственное высшее образование. Обучение в негосу­дарственных (коммерческих) вузах доступно сегодня в основном вы­ходцам из семей предпринимателей, интеллигенции и служащих. Имен­но этот тип учебных заведений (а также привилегированные платные учебные группы и факультеты, прежде всего юридические и экономи­ческие) становится источником образования новой российской элиты (получающей более качественное и престижное образование).

Таким образом, в ходе эмпирических исследований, проведенных отечественными социологами в последние десятилетия, выяснилось,

что социальное неравенство в доступе к среднему и высшему образо­ванию в отмеченный этап времени увеличивается не только от одно­го исторического периода к другому, но и от одной ступени обучения к другой — от начальной к средней школе и от среднего образования к высшему (см. рис. 9.5).

Рис. 9.5. График социального неравенства в доступе к образованию

Возможно, в России в исследуемый период времени образование проходит тот исторический путь, какой оно уже прошло в европей­ских странах, и прежде всего в Великобритании: от социального неравенства и стратификации в начале XX в. к меритократической идеологии в середине столетия (предоставление равных возможнос­тей всем на уровне среднего образования и неравного, по одаренно­сти, на уровне высшего), а от нее — к «парентократической» (от англ. parents — родители) модели, при которой «образование ребен­ка во всевозрастающей степени зависит от благосостояния и жела­ний родителей, нежели от его собственных способностей и усилий»^[55].

Если сравнивать доступность высшего образования в разных стра­нах и в разные исторические периоды, то можно сделать следующий вывод: бывший СССР ориентировался скорее на эгалитарную мо­дель (равный доступ), свойственную США, а современная Россия — на элитарную (неравный доступ), присущую Западной Европе. Стран­ная закономерность, ибо весь мир движется в обратном направле­нии. Приведем лишь некоторые данные. Статистика свидетельству­
ет, что степень доступности университетов для молодежи (от 20 до 24 лет) в Европе и Америке различается. В начале второй половины ХХ в. в европейских странах только 5% молодежи могли учиться в университетах. В 60-х годах — уже 15%, в 70-е годы в Швеции — 24%, во Франции — 17%, в 80-е годы в Швеции — 38%, в ФРГ и ГДР — 30%, в Англии — 19%, в Польше — 18%, в Албании — 6%, в СССР — 21%, в США — 58%. Спрос на образование в объеме колледжа, измеряемый процентом поступивших от числа лиц, окон­чивших среднюю школу, в США ежегодно растет на 1%, тогда как в 70-е годы он увеличивался на 0,3%^[56]. Таким образом, в отличие от Европы, где создавалась преимущественно элитарная система выс­шего образования, в США с самого начала формировалась демок­ратическая, общедоступная система: уже в 50-е годы университеты были открыты для 30%, а в 70—80-е годы — для 50—60% молодежи^[57]. В Японии более 40% выпускников средних школ поступают в вузы, а количество студентов превышает 2 млн^[58].